Бойцы спешно покинули помещение.
– Что, Мирослав Казбекович, клубничкой теперь угостите? – предвкусил Василий.
– Клизмой я тебя угощу, Вася!
– За что?!
– За несогласованность действий. Я просил тебя выдвигаться с оппозиционным предложением?
– Но вы же видели – они напугались.
– В том-то и соль. Не дай бог, еще и объединятся на почве испуга, чтобы дружить против тебя. И так вся пресса ядом по поводу «Жующих» исходит: мол, профессор Преображенский только одного Шарикова сотворил и то горько пожалел, а Люберецкий собирает их тысячами в жующие стаи и сжирает такой бюджет, что голодные пенсионеры того и гляди ополчатся.
– Ну, не вся пресса ядом исходит, а только недружественная. Остальные молчат.
– Молчат, потому что команда моя была такая. Чего бы хорошего сделал, я бы отмашку дал – осветить нетленку. Но на нетленку у тебя фантазии не хватает.
– На нетленку нужен другой бюджет.
– Нет, Вася, на нетленку бюджет не нужен, на нетленку нужен креатив. И харизма.
– Обидны мне слова ваши, Мирослав Казбекович. А кто унитаз для книжек скреативил? А антикоммунистический плакат напротив Госдумы? А свастику эстонскому послу?
– И куда тебя Евросоюз послал с этой свастикой? Хочешь – угадаю с трех букв? То есть отдыхать тебе теперь, Вася, только в Египте и Таиланде. Вся европейская культура – только в телевизоре, в передаче «Галопом по Европам».
– Но с харизмой у меня все торчком, уверяю вас. Все селигерские малолетки готовы штабелем под меня лечь.
– Чтобы ты, Вася, только не сел в результате своей торчащей харизмы. На длительный срок. За совращение несовершеннолетних.
– Ну, это пусть еще докажут.
– Что, слава Била Клинтона покоя не дает?
– Да, уж я бы платье у Моники на память попросил, и сжег его потом. А газетчиков засудил… А что, это мысль. Разрешите мне в суд подать на вредоносные издания. За клевету!
– Так ведь не выиграешь.
– Выиграю – не выиграю, зато в остальных изданиях можно написать: «Жующие вместе» обвиняют «Новый Старгород» в подкупе и клевете! И долго муссировать: суд у нас – не скоростной экспресс.
– Это можно.
– А потом портреты левых изготовить, замазать черной краской и публично растоптать.
– Тоже хорошо. Только список портретов со мной не забудь согласовать. Чтобы ненароком кремлевских агентов не зацепить. И заруби себе на носу: Газюкин и Сальный – не враги! Они – тайные помощники! Только не ори об этом публично, с тебя станется.
– Нечто я совсем малахольный…
– Есть такое подозрение. Ладно, иди, развеивай!
– Что развеивать?
– Подозрения.
– А когда развею – можно мне будет взрослым делом заняться?
– Когда развеешь – тогда и посмотрим…
И Сусликов легонько подтолкнул Люберецкого к выходу. Теперь можно было и самому пообедать, без свидетелей.
Ким Неуемный забежал в ресторан «Парий», что напротив заветного входа за Кремлевскую стену, так быстро, будто злосчастный таракан все еще гнался за ним.
– Водки! – закричал он официанту.
– Водка уже есть, присоединяйся, Ким, мне как раз компаньона не хватало, – услышал Ким со спины. Он оглянулся. В углу наряженный и мрачный сидел Данила Кувалдин перед графином с водкой и напивался. Ким знал Данилу по своим сибирским вояжам. – Официант, еще один стакан! – скомандовал Кувалдин.
Официант шустро подскочил к столу со стаканом. Данила уже нетвердой рукой налил Неуемному.
– Ну, за встречу! – произнес он тост и опрокинул стопарь.
– За встречу, – поддержал Ким, водку лизнул, но не выпил.
– А че не пьешь? – удивился Кувалдин.
– Мне водка нужна для других целей.
– Это для каких же? Компресс что ли приложить собрался?
– Для дезинфекции. На меня в Кремле таракан прыгнул и ползал, тварь, по мне минут двадцать. Черт знает, какие инфекции он разнес по моему телу. Пойду продезинфицирую.
И Ким со стаканом в руке в одной руке и портфелем в другой направился в туалет.
– Портфель-то оставь, я присмотрю, – простодушно предложил Данила.
– Нет, извини, друг. Он мне слишком дорого достался, чтобы вот так беспечно из рук выпускать. – Ким понизил голос. – Это мне Сусликов вручил, вместе с тараканом.
– Неужели министерский? – с восхищением произнес Данила.
– Не министерский, конечно, но тоже большой общественной значимости, – процитировал Неуемный без ссылки на первоисточник. – Я теперь ОСВИН возглавлю.
– ОСВИН?! – Данила вскочил и облапил Кима. Водка выплеснулась из стакана Киму на портфель. – Ким, вот это почет! Вот это я понимаю! Это тебе не прыщавых молокососов тусовать. Это же серьезные дядьки!
– А я прыщавых молокососов и не тусовал никогда, – с обидой сказал Неуемный.
– А, да это я о своем. Ким, ты веришь в знаки?
– Верю.
– Тогда ты понимаешь, что наша встреча не случайна. Я готов возглавить омское отделение ОСВИНа.
– Можно я все-таки до туалета дойду, прежде чем мы начнем обсуждать освинские рокировки?
– Ой, прости, прости. А хочешь, я тебе спинку протру? Самому же не достать, руки коротки.
– Данила, тебе, по-моему, водка в соображалово ударила. Что о нас люди подумают?
– А никто не увидит. Мы в кабинке запремся.
– Ну идем, если так.
Неуемный с Кувалдиным проследовали в туалет. Ким разделся по пояс, поднял руки, в одной из которых был по-прежнему зажат портфель, и скомандовал:
– Валяй!
Кувалдин, старательно сопя, стал обтирать салфеткой, смоченной водкой, спину Неуемного.
– Тут какие-то царапины в районе поясницы… – заметил Кувалдин.