ООО «Удельная Россия». Почти хроника - Страница 27

В этом аду добывались стратегические для цивилизации металлы, а отконвоированные и добровольно понаехавшие туда люди в прямом смысле гибли за металл. Максим овладел территорией, осмотрелся, поднял за шкирку полуразвалившееся производство, выкинул за ворота всех старых и убогих, очистил стены от социальных прилипал, а оставшимся труженикам привил уважение к частной собственности, сделав из них акционеров-миниатюриев. Он даже решил со временем отремонтировать в аду бассейн, чтобы хотя бы дети детей могли насладиться безопасным комфортом теплой хлорированной воды. Кардинально же менять ландшафт было экономически нецелесообразно, поскольку Максим не собирался там жить.

На добытые в аду капиталы Максим покупал мечты. Мечту за мечтой, мечту за мечтой. Однажды он даже собрался купить настоящий дворец, возведенный у самого синего моря под самым ласковым солнцем. И даже заплатил сорок миллионов евриков задатка безутешной арабской вдове, оставшейся без мужа, но при дворце. Но сестра спросила: «На что тебе дворец, Максим? Ты же не будешь там жить, и я не буду, и никто не будет. Мы выросли в типовой московской квартире, а во дворце мы можем потерять друг друга. Лучше бы ты отдал деньги бедным». «Хорошо, – согласился отказаться от мечты о дворце Максим. – Дворец я покупать не буду. А деньги отдам безутешной вдове – все равно задаток назад не вернет. Но бедным я денег не раздам». «Почему?» – спросила сестра. «Они от этого станут еще беднее. Ты же видишь, что творится в Африке. Туземцы так привыкли получать гуманитарную помощь, что теперь твердо убеждены: еда растет на небе, откуда ее доставляют самолеты. Сидят под пальмами, пухнут от голода и ждут, когда в небе появится железная птица с пропитанием в клюве. Они уже и не помнят, что когда-то добывали пищу на земле». С таким аргументом сестра не могла не согласиться. «Хорошо, – сказала она. – Тогда научи бедных, как добыть деньги». «Этого я не могу». – «Почему?» – «Потому что для этого надо ломать всю систему, а это не в моей власти». – «А ты возьми власть в свои руки». – «Взять власть в руки мечтают низкорослые закомплексованные мальчики, чтобы отомстить матери-природе и всем окружающим, а меня в детстве такая мечта не посещала. Меня, честно сказать, даже деньги и женщины не волнуют», – добавил он. «Максим, ты лицемеришь!» – «Нет, дорогая сестра, деньги и женщины меня не волнуют, они меня успокаивают». – «И ты собираешься успокоено состариться среди вечной мерзлоты в матовом окружении бывших зэков и проституток-спидоносок?» – «Я мог бы успокоено состариться среди реликтовых деревьев и антикварной мебели в окружении прошедших тщательный медицинский контроль юных дев, но ты же не одобряешь такой план». – «Да ты же быстро умрешь там от скуки!» – «Да, в мерзлоте мое бренное тело сохранится дольше и умру я позже». – «А какую надпись ты хотел бы видеть на своем надгробии? „Он взял от жизни все, ничего не дав взамен“?» – «Нет, не так. „Он был добр и щедр к своим друзьям“». – «Да-да, и к богатым вдовам. Один необдуманный росчерк пера – и годовая зарплата пяти тысяч заполярных рабочих переходит безутешной вдовушке». – «Ну ладно, не буду отдавать вдове за здорово живешь сорок миллионов. Я все-таки куплю дворец». – «И заплатишь за него столько, что можно было бы построить сорок дворцов спорта!» – «На эти деньги можно построить и больше, но в нашей стране по ходу стройки все сожрет коррупция». – «А тебе жалко денег коррупционерам?» – «Жалко». – «Тогда борись с ней!» – «С кем?» – «Не с кем, а с чем. С коррупцией». – «Я, что, похож на камикадзе?» – «Ты похож на страуса, который спрятал голову в песок и думает, что всех перехитрил. А тем временем охотник заходит с тыла, чтобы пустить пулю в заднюю мишень. И ты даже не рискнешь кричать „Насилуют!“, чтобы никто не узнал о смене ориентации. Ты ведь у нас создал образ вечно молодого мачо с револьвером, заряженным холостыми патронами, таскающий за собой на веревочке обоз раскрашенных вагин». Бесстрастное лицо Максима скривилось, как от неожиданного удара под дых. «Не надо!» – исказившимся голосом попросил он. «Надо, Макс, надо. Хоть к пятидесяти годам ослабь свой младенческий хватательный рефлекс. Хватит тащить в рот все, что плохо лежит. Займись созиданием. Создай что-нибудь значительное». – «Например?» – «Например, систему противодействия коррупции». – «Но я же не чиновник». – «А ты повлияй на чиновников». – «Но я же не политик». – «Так стань им»… В конце концов Максим поддался на уговоры сестры, отложил калькулятор, взял в руки флаг и пошел служить правому делу.

…Хорохоров ляпнулся в политическую лужу со всей высоты своего олигархического роста. Он не знал, что дно у политических луж очень скользкое. Он не подозревал, что прежде чем сделать любой шаг, нужно осторожно осмотреться. И он не думал, что нужно согласовывать каждый чих с текущей властью. К тому же Максим не имел никакого опыта функционирования в условиях декларируемой демократии. Выросший в условиях диктатуры КПСС, он плавно перешел к олигархической диктатуре, где он единолично, максимум вдвоем с партнером, принимал все решения. Он мастерски решал стратегические задачи обогащения в заданных политических условиях. А обеспечением благоприятных политических условий всегда занимался его партнер Полутаранин.

Но с Полутараниным после долгих лет совместной бизнес-жизни пришлось расплеваться. Смешно сказать из-за чего. Из-за несовпадения взглядов о месте женщин в жизни мужчины. И какое это к бизнесу имело отношение? Да ровным счетом никакого. Полуторанин решил занять позицию моралиста и прочитать ему нотацию о том, что он, Максим, наносит удар светлому образу российского туриста во всем альпийском регионе. Слово за слово, дошли до раздела бизнеса, хотя в их бизнесе мораль вообще ничего не значила и никогда не использовалась. Кто выиграл? Относительная молодость, то есть он, Хорохоров. Лучшие активы остались за ним.